В Капелле с аншлагом прошел творческий вечер Евгения Евтушенко

Зал был забит под завязку: железные старухи с пламенными взорами, старцы в строгих костюмах, обилие молодежи, впрочем, громко шипевшей в кулуарах нечто со словами «слинять» и «свалить», что не могло не навести на мысль о принудительно-добровольном культпоходе, пишет «Коммерсант».

Мэтр начал с лирики — со стихотворений, посвященных жене. «Люблю тебя, когда меня ревнуешь, — восклицал поэт. — Прекрасен полный взрывчатости взгляд». Ревновать господина Евтушенко, кажется, имеет смысл: «К толстушкам, от души ревмя ревущим, / К моделям в разбрильянтенных очках». В женолюбии поэт признается без обиняков: «Я еще не налюбился, / Я всех женщин не добился». Начав на эротической ноте, Евтушенко вскоре посерьезнел и перешел к истории. Ему показались схожими Ленский расстрел 1912-го и Новочеркасские события 1962 года: в обоих случаях «граждане потребовали своих прав питаться». Отдельным спичем мэтр объяснился в любви к футболу, поделившись опасениями, не превращается ли он сегодня в «грязный бизнес».

С горечью Евтушенко отметил, что новое поколение совсем не знает футбольного комментатора его молодости — Владимира Синявского. И тут же дал ему емкую поэтическую характеристику: «Когда кричал Синявский «Стой!», / То был совсем как Лев Толстой». Вспомнились стихотворцу и трогательные болельщики 1950-х; среди них особенно щемящим получился образ «шалавы Груньки, чьи подрастающие грудки еще из памяти торчат».

Фото: artmaniac

Попутно выяснилось, что Евгению Александровичу не чужды острые вопросы повестки дня. К примеру, произведение «Свинцовый гонорар» было посвящено памяти убитых в последние годы журналистов. «Есть в мире Бабий Яр, / Есть журналистский Яр», — заявил Евгений Александрович, правда, тут же подмочил впечатление эксцентричной рифмой: «гонорар» у него рифмуется со строкой «авторучка — райгазеты дар».

Отдельной строкой следует упомянуть мемуар, посвященный мрачному эпизоду: однажды Евтушенко чуть не был утоплен шпаной. «Я барахтался в объятиях беды, — сообщил поэт, — и бультело горло, полное воды». Но каверза лишь закалила поэта: «И душа моя стала не душечкой, / А проверенной нетонушечкой».

Таких, как он, осталось немного, но они есть: «Любой на земле, кто не хочет ошейника, / Человек, похожий на Евтушенко», — подытожил мэтр. И вскоре удалился на автограф-сессию, оставив импресарио провести аукцион по продаже трехкилограммового фолианта его произведений. С галерки кто-то прохрипел: «А стихами можно за стихи расплатиться?» — но был осажен.